Она рано овдовела. Сыночку было всего пять, когда жизнь вдруг остановилась. Время начало нещадно отсчитывать дни без любимого, полные болью и недоумением, как жить дальше.
Несколько лет жила автоматически, в режиме «автопилота», пробиваясь сквозь упадок жизненных сил, туман воспоминаний и одиночество. Нет, не то чтобы не было возможности выйти замуж повторно. Претенденты были. Особенно, в своём маленьком городке, где все её хорошо знали и любили. Но она, ни при каких обстоятельствах, не могла представить рядом с собой никого из них. Ни в роли мужа, ни в роли отца её сыночка. Сыночек рос удивительно солнечным ребёнком – радостным, улыбчивым, ласковым, послушным и теплым. С каждым годом он всё больше становился похож на отца. Как будто росточек рос, развивался и укреплялся, как реинкарнация любимого человека.
Когда сыну исполнилось 18, он был почти полной копией отца. От этого, временами, ей становилось не по себе. Он мечтал быть военным и шёл к своей мечте. Очевидно, главные мужские качества передались ему генетически. Во всяком случае, своих заслуг тут она не видела. Радоваться этому или нет, она тоже не понимала. С одной стороны, её переполняла пьянящая гордость матери. А с другой – ею овладевал холодящий страх потери сына – мужчины, которого она вырастила сама. Это были сложные и противоречивые чувства.
«Отпускать ли единственного сына на войну?». Для неё так вопрос не стоял. Просто этот час пришёл. Пришёл и всё... Так было надо. Делать мужскую работу он уходил бодрый, радостный и решительный. Ей оставалось только ждать и молиться. Ждать и молиться оказалось тяжело, потому что несколько долгих месяцев она пребывала в неведении – «как он там?». Но она решила, что это и есть теперь её главная женская материнская работа. И она ждала и молилась.
Молитвы были услышаны. Пришло известие. Ранен. В госпитале... Почему-то стало радостно – ЖИВ! Конечно, она полетела к нему... На больничной койке лежал бледный, худой, безучастный человек, с потухшим взглядом и перевязанной головой.
В этот миг она чуть не свихнулась. Ей показалось, что она видит лежащего в гробу мужа. Там, в госпитале, больше недели она провела «в параллельном измерении». То есть телом она дежурила рядом с сыном, а душой – в каком-то тумане, как будто рядом с мужем. Все эти дни они с сыном просто молчали вместе. Он толком не мог говорить, а она не знала, какие слова подобрать. Только была рядом... Обеими руками держала его правую руку в своих ладонях, изо всех своих сил стараясь не плакать при нём.
В какой-то день её позвал лечащий врач – высокий, крепкий майор медицинской службы и сказал: «Понимаете, контузия нарушает не только слух и речь, но и работу нервной системы в целом. Ответ на вопрос "Когда всё пройдёт?" точно не знает никто. А заикание может и не пройти совсем. Вообще, контузия до сих пор – вещь довольно загадочная. Со своей стороны мы сделаем всё возможное. А вы поищите грамотного психолога. Сейчас это очень нужно. Но только грамотного».
С этой истории более 18 лет назад началась моя долгая и упорная работа с контузиями, минно-взрывными и акубаро-травматическими поражениями ЦНС. А точнее, с психологической коррекцией и терапией их последствий для нервной системы и психики. Тогда я работала консультантом от кафедры клинической психологии ОНУ им. Мечникова в одном из госпиталей Одессы.
Опыт работы психолога в клинике уже был немалый. Но специфического опыта по контузиям еще не накопилось. Были только некоторые наблюдения и научные знания. Опыт накопился с годами. Сначала были просто отдельные случаи, связанные с участниками локальных войн и миротворческих миссий. Позже были раненые из Иловайского котла. Позже.... из других точек. Пришлось много трудиться. Но в результате этих трудов были разработаны определенные методики и даже специальная методика восстановления речи и слуха. А тогда... Тогда было начало большого пути, полного вопросов, сопереживаний, сочувствия, боли потерь и стремления найти средство, способное хоть как-то облегчить страдания раненых ребят.
Моя первая контузия была совсем непростой. На этом случае, «мог свернуть шею» и старый спец. Но именно благодаря этому случаю, я поняла очень важные вещи. Восстановление речи шло долго и непросто. Через много трудов и совместных стараний пациента, психотерапевта и его матери. Очевидно, только преодолев все трудности сложной во многих смыслах ситуации, можно было понять, в каком направлении идти.
Но самый важный вывод был удивительно прост: Если начать работу сразу, не откладывая, то совместными усилиями, большим терпением и упорством в конце концов можно победить даже очень трудные случаи последствий контузии.