Исследование динамики привязанности в семьях, которые имеют ребенка с церебральними проблемами

Жанин Шоссгет-Смиржель

Вопросы привязанности, в частности семейные отношения традиционно актуальны как в научной, так и в прикладной психологии. Весомый вклад в эту проблематику внесли Дж. Боулби и его предшественники: К. Лоренц, И. Херманн, Р. Шпиц, Д. Берлинг, Р. Хайнда, и последователи: М. Эйнсворт, Н. Каплан и Д. Кессиди. Психология материнства является относительно молодой отраслью научного знания, формирование которой связано с исследованиями таких западноевропейских ученых, как З. Фрейд, А. Фрейд, К. Хорни, Е. Ериксон, Д. Винникотт, Дж. Боулби, М. Ейнсворт и другие. Весомый вклад в систематизацию подходов к изучению материнства сделано Г. Г. Филипповой. Психологические характеристики родителей «особых» детей исследовали Г. Дэвид, М. Линдер (1978), Б. Голдберг (1962), К. Стивенсон (1968), Г. Фюр (2003) и другие. 

Особый интерес автора привлекла проблема привязанности в семьях с детьми, страдающими ДЦП, поскольку в силу органических нарушений, привязанность здесь приобретает форму «абсолютной привязанности» и ребенка к матери, и матери к ребенку.

Выводы и наблюдения, которые автор описывает в данной статье, являются результатом более чем 15-летней психологической практики работы с семьями с особыми детьми (ДЦП, аутизмом, когнитивными нарушениями и пр.) и 4-х летнего PhD-исследования семей с детьми больными ДЦП на базе детского реабилитационного центра им. Бориса Литвака в г. Одесса. Это позволило автору выявить некоторые закономерности межпоколенной трансляции нарушений семейной системы, а также то, что данная динамика распространяется на широкий спектр органических патологий развития ребенка.

В исследовании принимали участие 154 семьи, из них 102 семьи, дети в которых больны ДЦП, и 52 семьи, воспитывающие здоровых детей. Акцент мы сделали на отношениях в диаде «женщина и ее мать» и исследовании профиля личности женщин, воспитывающих ребенка с ДЦП. Мы исследовали этапы взросления девочки (матери ребенка с ДЦП) – специфику семейных отношений и структуру семьи до третьего поколения, качество привязанности в семье, подростковый период и особенности сепарации от собственной матери, формирование женской идентичности, готовность к материнству, период беременности и отношение к ребенку в послеродовом периоде, психологические защиты, и др.

«Все, что замалчивается в первом поколении, второе носит в своем теле», – эта фраза Ф. Дальто точно отображает ключевую идею нашей статьи. В ней мы описываем динамику развития отношений в семьях: от симбиотической связи в диаде «женщина и ее мать» к абсолютной привязанности во второй диаде – «матери с ее ребенком, больным ДЦП», в которой мы прослеживаем, как привязанность женщины к своей матери, так и патологию в ее отношениях с ребенком в проективном переносе.

Психологическая зрелость, как условие здорового материнства.

Материнство – это комплексный биологический, психологический, индивидуально-личностный, социальный, культурный феномен, задача которого не только формирование среды для становления личности ребенка, но и развитие личности самой женщины, развитие и изменение структуры семейных и социальных отношений в целом. Здоровое материнство возможно при условии психологической зрелости, здоровья и психологической готовности женщины к материнству – а это весь период онтогенеза будущей матери. С раннего детства психика девочки формируется с ориентацией на то, что ей предстоит выполнить ее важнейшее предназначение – дать начало новой жизни [1]. Вначале от родителей, затем от ближайшего социального окружения, девочка воспринимает веками устоявшиеся установки относительно материнского образа. Под их влиянием формируются личностные особенности, которые потребуются ей для реализации своей материнской функции. Процесс этот весьма не прост, поскольку не всегда установки, свидетелем которых становится взрослеющая девочка, действительно адекватны и способствуют здоровому развитию ее материнских инстинктов. Вовлеченная в сложную и, часто неоднозначную систему семейных связей, девочка становится участницей внутренней динамики отношений, которая неосознанно формирует личностный профиль, как зеркало окружающей среды [2].

В силу своей профессиональной деятельности, будучи частым наблюдателем структуры внутренних отношений в семьях, воспитывающих ребенка, больного ДЦП, мы имели возможность отследить эти процессы в их крайней патологической форме. Исследуя психологические особенности женщин, родивших больного ребенка, мы обнаружили, что у них много общего. Имеет место профиль личности женщин, склонных родить нездорового ребенка. Есть основания утверждать, что не общая беда – болезнь ребенка, делает этих женщин похожими, а, напротив, их одинаковые психологические особенности приводят к тому, что они рожают больного ребенка.

Одной из самых ярких общих особенностей этих женщин является отсутствие сепарации с их матерями. В определенном возрасте, когда они сами были детьми, их отношения с мамами со стороны могли казаться замечательными – дружескими, близкими, согласованными (80 % матерей с детьми с ДЦП воспитывались в полных семьях и 80 % их бабушек жили в полных семьях). При внимательном рассмотрении, можно было бы зафиксировать гиперконтроль мамы, ее тотальную руководящую роль, отсутствие инициативы и, даже, собственного мнения у дочери. В подростковом возрасте, в силу онтогенетических закономерностей, должна происходить сепарация взрослеющих детей от своих родителей, а, с другой стороны, этот возраст является сензитивным для формирования женской идентичности девочки. Но, в рассматриваемых семьях, во многом, под влиянием личностных проблем мамы, данные нормативные процессы не происходят. Вместо того, чтобы интегрировать в себя все (часто противоречивые) грани материнского образа, у девочки формируется однобокое, идеализированное, а потому, нереалистичное представление о себе, как о матери в будущем. Поскольку ее мама не оставила дочери права видеть в ней отрицательные черты, девочка вынуждена прийти к мнению, что и она, когда вырастет, не имеет право на ошибку, а должна быть «идеальной во всех отношениях мамой». Исследование, проведенное с помощью опросника Г. Г. Филипповой «Онтогенез материнства» показало, что эти женщины, задолго до рождения ребенка, больше всего боялись родить больного ребенка, боялись не быть «идеальными». Не есть ли больной ребенок воплощением тех «больных» представлений, которые сформировались под воздействием неразрывно связанной диады «мать-дочка»?

Показательно, что имея собственного мужа и родив своего ребенка, для таких женщин самым главным человеком в мире остается мама, которая продолжает управлять их жизнью. Наличие больного ребенка в этой ситуации выступает «причиной», «объяснением» чрезвычайной роли мамы (бабушки, тещи) в жизни молодой семьи: «У меня же больной ребенок, как же я справлюсь без помощи мамы?!». Но, ведь данную ситуацию можно описать и другими словами: ребенок вынужден быть больным, чтобы сохранить конфлюентную связь женщины с ее матерью, без которой они обе не представляют себе жизни. При такой схеме семейных отношений отцу ребенка так же отводится второстепенная роль – в основном, как «корня всех зол», на которого женщина направляет все свои отрицательные эмоции – «он не помогает, он виноват, он оставил меня наедине с больным ребенком. Одна мама мне поддержка». И при этом, женщины пытаются решить задачу, обусловленную их инфантилизированным личностным профилем – как вести себя так, чтобы заслужить мамино одобрение. Эта задача не решаема, поскольку на недовольстве мамой своей дочерью держится эта связь: дочь бесконечно стремится заслужить одобрение, а мать остается недовольной и критикующей. Если мать одобрит поступки дочери – это будет означать, что ей рядом больше нечего делать, дочь отныне сама справится и матери надо начинать жить своей жизнью, что она не умеет по определению.

Некоторые статистические различия в ответах мам детей с ДЦП (МД) и мам здоровых детей из контрольной группы (МК).

1. Мамы (МД) в детстве меньше, по сравнению с мамами контрольной группой (МК) играли в динамические игры (r = 0,21). Девочки были послушны, «не прыгали», любили игры с куклами. Может быть это выработалось как желательная послушность для мамы. 
2. При этом игры в куклы (МД) были преимущественно самостоятельные, коммуникации с мамами в играх было меньше (r = - 0,27), чем у мам (МК), что может говорить о проявлении отстраненности в отношениях и компенсация этого недостатка в общении со своим нездоровым ребенком.
3. На вопрос: «Когда впервые в своем детстве вы увидели младенца и что вы делали?» – у мам из группы ДЦП, достоверно меньше ответов о том, что они смотрели на младенца (r = - 0,22), но, на уровне тенденции, они больше кормили их. Возможно, уже в детстве сложились позиции избегания в сложном переносе и идентификации. В детстве 97 % мам из группы ДЦП вспоминают, что при общении мама всегда смотрела им в глаза, когда говорила по душам, выясняла правду, наказывала, проявляла недовольство. Общение, при котором имеет место прямой взгляд в глаза – это особый уровень отношений, при котором формируется диада привязанности, но и очень чётко демонстрируется субординация. В животном мире тот, кто смотрит в глаза – это лидер, следящий и контролирующий. Для некоторых девочек, такой взгляд мамы в сочетании с ожидаемой от нее похвалой, становится системообразующим, выстраивающим всю её жизнь. В этом случае дочка готова на то, чтобы отказаться от своих желаний и ни в чем не проявлять инициативу. Если это не удается, девушка чувствует стыд. Стыд сочетается с желанием спрятаться, «провалиться сквозь землю», отказаться от собственной идентичности для того, чтобы обеспечить принятие со стороны родителей. Часто бывает, что мать пытается решить свою собственную проблему через чувство стыда за ребенка. При общении с детьми с ДЦП, часто мамы не контактируют с ними взглядом. И не только в силу того, что их сложно развернуть к себе и дети сидят у них на коленях. Мамы детей с аутизмом тоже стараются не встречаться с детьми взглядом. Возможно, в этом скрылась бессознательная установка мамы на разрушение контролирующего контакта со своей собственной мамой.
4. По сравнению с контрольной группой, мамы детей с ДЦП, в своем собственном детстве, меньше чувствовали поддержку (r = 0,20) и помощь (r = 0,14) своих мам.
5. В воспоминании о детских «кошмарных снах» – ответов «не было» достоверно меньше у мам из группы ДЦП. Так, внутреннее напряжение у девочек, которые потом родили больных детей, больше. Но удивляет то, что в группе (МД) с адекватной привязанностью, девочки чаще не помнят ни о кошмарных снах, ни о своем детстве вообще, вытеснив абсолютно все воспоминания. Женщины (МД), у которых установлен амбивалентный стиль отношений с матерью, признают, что кошмары снились, и это имело место в большинстве случаев.
6. Уже в период материнства есть разница в понимании эмоционального состояния собственного ребенка. Оно меньше в группе (МД). На вопрос: «С какого возраста вы стали понимать состояние ребенка?», у мам из группы ДЦП, достоверно меньше ответов: «сразу» (r = - 0,20), и большинство из них ответили: «тяжело».
7. Для мам из группы (МД) больше характерна послеродовая депрессия.
8. На вопрос «Опишите, что вас больше всего волновало во время беременности, чего вы боялись?», у мам из группы ДЦП, высокодостоверно меньше ответов: «ничего не боялась» (r = - 0,44), а также, достоверно меньше их ответили, что «испытывают страх потерять ребенка» (r = - 0,27) по сравнению с мамами здоровых детей. Очень показательно, что в группе мам с детьми с ДЦП образовалась отдельная категория ответов: «был страх за здоровье ребенка». То есть женщины, задолго до родов, больше всего боялись родить больного ребенка, зачастую проигрывая в воображении то, что случилось в родах и после них. Мы учитываем то, что мамы отвечали уже тогда, когда ребенок родился, и стало ясно, что у него есть проблемы и в этом случае мог появиться ретроградный перенос и торможения перед положительным ответом на вариант «ничего не беспокоит».

Механизм вытеснения проблемы. Ребенок – симптом семьи.

Ребенок с ДЦП в проективной идентификации накапливает мамины страхи и обижается на нее за то, что она его держит на дистанции. А матери трудно эмоционально приближаться к той части своей проблемы, которую она в ребенке «разместила». Ей теперь хорошо, она облегчила свою судьбу, спроектировав то, что для нее неприемлемо в себе, на ребенка. После этого она дистанцируется от ребенка. Однако, дистанцируясь, она положительно оценивает своего ребенка и отношение к нему, ведь все, что ей не нравится, вытеснено и находится вне ее контроля. Ребенок же, напротив, видит в матери ту часть, которую она не хочет в себе видеть и это разочаровывает его в ней. В результате получается асимметричная картина – ребенок не очень хорошо относится к матери, но тянется и требует ее. Мать, наоборот, хорошо относится к ребенку, но эмоционально дистанцировалась от него и сопротивляется сближению. Она тянется к прошлому, поскольку отношения с ее собственной матерью не решены. Большинство матерей единолично воспитывают ребенка и не только из-за слабости и нарциссизма отца, но и потому, что в объектных отношениях для него не предусмотрено место. Отец ребенка, всего лишь исполняет роль контейнера негативных эмоций женщины – конфликт вытеснен и требует баланса.

И, если во время беременности и первого года жизни, когда мама и ребенок имеют по словам Винникотта «одну психику на двоих» [5], мать не может сама справиться со своими страхами и психотическим расщеплением, тогда, в омнипотентном единстве с мамой, ребенок может спасти ее психическое состояние, контейнируя в себя ее проблемы. Эволюционно важно сохранить репродуктивную женщину и ребенок становится заложником маминой проблемы.

Особенности психокоррекционной работы с мамами детей с ДЦП: Качество привязанности у мам (МД) к своим собственным мамам у 46 % испытуемых оказалось прочное, у 32 % – тревожное, 50 % респондентов – сепарация незавершенная с сохранением зависимости. Адекватная сепарация у 35 %.

Для 50 % испытуемых ценность ребёнка – повышенная,  у 26 % - адекватная. Для них характерны такие психологические защиты как отрицание и реактивное образование. В отрицании они не просто отвергают опасную ситуацию, но еще и заменяют ее на какую-нибудь мнимую и безопасную. Это – то самое «бегство» в фантазию, сказку, которое характерно для детства. «Нужно верить, что произойдет чудо», когда это не случается, каждый раз идет неизбежный «обвал». Реактивное образование проявляется в том, что матери ненавидят того, кого любят, и обижают того, к кому испытывают благодарность. Оно могло появиться как защита, когда агрессивные чувства появились, но, ранее, в опыте общения дочери с мамой, уже было проверено, насколько опасно не уметь держать агрессию в руках.

Исследуемые находятся в пре-депрессивной позиции, не допуская появления тревоги и осознания своей амбивалентности [6]. Не интегрированы в своем сознании образы «хорошей» и «плохой» матери, понимание того, как быть «достаточно хорошей мамой» для своего ребенка [5]. Женщина, которая подавлена своей матерью и бесспорно реализует ее волю, ведет себя так же по отношению к своему ребенку – авторитарно, гиперопекая [3], не оставляя ребенку право на инициативу и собственные желания (что принимает «естественные формы реализации» в уходе за ребенком с ДЦП). Мама уверена, что в ее жизни есть проблемы только у ребенка, а мамы, сумевшие осознать свои проблемы и проработать, впоследствии имели качественные улучшения в реабилитации детей (повышалась активность контакта, эмоционального и физического взаимодействия, это вызывало гордость родителей).

Матери детей, больных ДЦП, имеют тенденцию находиться в состоянии экзистенциального кризиса, их временная ориентация преимущественно направлена в прошлое, они внутренне пассивны и в них отсутствует мотивация к изменениям. Их отличает нерешительное поведение в стрессовых ситуациях и большее стремление к проблемно-ориентированному копингу.

Психологические характеристики матерей указывают на наличие у них т. н. морально-мазохистического характера. Терапия личности с такой структурой очень трудоемка, матери нужно накопить огромный ресурс для изменений и найти силы для формирования устойчивого образа «Я».

Рекомендации в работе.

Учитывая всё вышеописанное, можно предложить следующие рекомендации в работе:

• вначале работы с мамами можно предложить им физическую активность в качестве терапии. Это повысит связь с собственным телом и реальностью и поможет в реабилитации ребенка, так как, имея с детства нелюбовь к подвижным играм, мамы бессознательно игнорируют активное движение и домашние занятия с ребенком ЛФК. Рекомендуя групповые занятия ЛФК для мам, мы обеспечим рост физической выносливости матери и подключение ее к процессу лечения ребенка;
• наблюдая тенденцию у мам к перекладыванию работы со своими детьми на специалистов и уменьшению собственной инициативы в работе, важным является осознание ими огромного собственного стыда и страха своей инициативы, что поможет маме быть более ответственной в работе с ребенком;
• в исследованиях отношений с матерью очень размыты представления об истинном положении девочки и о вере ее в себя: то ли эти отношения были теплыми и близкими, то ли девочка хотела их такими видеть, то ли сама предоставляла их матери, становясь ее защитой. Таким образом, механизм проективной идентификации, сформированный женщиной в ее отношениях с мамой, используется как системный механизм психологической защиты, действующий трансцендентно, от поколения к поколению. Очевидно, что задача такого рода, чаще всего превышает психические возможности ребенка, и приводит к травматогенной ситуации. То есть ребенок, как бы берет на себя сложную психическую проблему, с которой не смогла справиться мама и, возможно, бабушка.

В культурных традициях многих народов, выходя замуж, женщина переходила жить в семью мужа. Это способствовало ее сепарации от мамы, со свекровью у нее не будет строиться конфронтация против мужа и есть вероятность в формировании с мужем прочной привязанности.

Выводы.

В традиционной медицине, главным и иногда единственным объектом (а не субъектом) является не мама, а больной ребенок. Итак, лечению подвергается не столько причина, сколько следствие психического расстройства. Но, интерперсональный подход предоставляет больше вариантов воздействия и больше надежд на компенсацию.

Таким образом, теоретическое и эмпирическое исследование показало, что корень проблем в семьях, воспитывающих ребенка с церебральными проблемами – это симбиотическая связь мамы ребенка со своей мамой. В ее картине мира нет места ни ребенку как личности, ни мужу, отцу ребенка. Она находится во власти своей матери, которая, однажды и по сей день, блокировала ее инициативу, ее мнение, ее право на собственный выбор.

От женщины ожидается продуктивная работа с ребенком, а она не в состоянии быть инициативной, поскольку сама не прошла свой собственный этап инициативы. Предложенная психокоррекционная программа направлена на работу именно с женщинами, на решение их многолетнего внутреннего конфликта с самими собой по поводу взаимоотношений с их матерями.

Список использованных источников:

1. Филипова Г. Г. Психология материнства. – М.: Издательство Института Психотерапии, 2002.
2. Реутская Н. Г. Ребенок-инвалид в семейной системе как фактор, осложняющий сепарационные процессы // Журнал практической психологии и психоанализа, 2006, №2.
3. Балзам Р. Mать внутри матери // Журнал практической психологии и психоанализа, 2005, №2.
4. Бриша К. Х. Терапия нарушений привязанности: От теории к практике. - ИП РАН «Когито-Центр», 2012.
5. Винникот Д. В. Маленькие дети и их матери. - М.: Класс, 1998.
6. Кейсмент П. Ненависть и контейнирование // Журнал практической психологии и психоанализа, 2004, №2.